КОММЕНТАРИИ
02/005/2012
04/05/2012
РЕПОРТАЖИ
03/05/2012
02/05/2012
Аренда авто Харьков это хороший способ людям которые не имеют соседственного транспорта для передвижения, обзавестись им на нашем сайте.
Программа о русском языке «Слово»
(автор и ведущая – Зинаида Савиновна Дерягина)
Вопрос: Можно ли употреблять глагол кушать?
Ответ: Прежде всего скажем, что в русском языке глагол кушать(/i), конечно же, употребляется, но с ним обращаться нужно очень осторожно. По существующему правилу он используется только в повелительном наклонении и только при ласковом обращении к ребёнку, например: кушай, детка, не капризничай! Считается, что этот глагол — кушать можно употреблять ещё и как вежливое приглашение гостей, когда их сажают за стол, но сейчас так практически не говорят, то есть стараются этот глагол избегать и чаще всего пользуются такими фразами, как «просим (или прошу) к столу» и т.п. Во всех других случаях — без исключения — мы должны пользоваться только глаголом есть, например: я хочу есть, я уже поела, мы едим; ты ешь! Но действительно возникает вопрос: почему же в наше время очень часто современные русские люди пользуются глаголом кушать по отношению к себе и по отношению к близкому собеседнику? Хотя также замечено, что в нашей речи часто интуитивно замещается глагол есть другими глаголами, такими, как обедать, завтракать, ужинать. И всё-таки нередко, говоря о себе, наши современники употребляют глагол кушать. С чем связана эта ошибка, откуда она берёт своё начало?
Вот в этом мы сейчас и постараемся разобраться. Начнём с того, что в русском языке девятнадцатого века глагол кушать встречался исключительно в речи прислуги, причём, употреблялся он не просто с оттенком вежливости, а, скорее всего, он имел оттенок учтивости, предупредительности и даже особо униженной вежливости. И, как правило, слуги, обращаясь к господам, говорили: “Кушать подано!” или – “Извольте кушать!” И точно так же говорили лакеи или слуги о своих отсутствующих господах. Вот, к примеру, как отвечает служанка в одном из произведений Д.В.Григоровича: “Клара Петровна сегодня дома не кушали”. И ещё заметим, что в нашем старинном просторечии (то есть исключительно в речи прислуги) применялись даже такие выражения, как ЧАЙ КУШАТЬ или КОФЕЙ КУШАТЬ. И в этом случае можно привести хрестоматийный пример из пушкинского романа «Евгений Онегин». Старушка Анисья, показывая Татьяне пустующий деревенский дом Онегина, говорит так (7 глава):
Вот это барский кабинет;
Здесь почивал он, кофей кушал…
И ещё здесь можно привести очень интересное, на наш взгляд, замечание А.И.Герцена. Он вспоминал о том, как лакей его отца (богатого помещика Яковлева И.А.) учил мальчишек, будущих лакеев: он их таскал за волосы и при это приговаривал: «А ты, мужик, знай: я тебе даю, а барин изволит тебя пожаловать; ты – ешь, а барин изволит кушать; ты спишь, щенок, а барин изволит почивать…» И вот этот глагол кушать из языка прислуги, из лакейского лексикона во второй половине девятнадцатого века начинает проникать в русскую разговорную речь. Но это слово всё-таки имело окраску некоторой сниженности и потому его старались избегать, к нему относились с некоторой опаской, считая его излишне манерным. Приведём пример из одного юмористического рассказа: «… Все барышни грызли — нет, неловко — к у ш а л и кедровые орешки…» При этом слово кушали выделяется в тексте курсивом, то есть оно подчёркивается как манерное. Да и позднее, уже в двадцатом веке, к этому глаголу отношение тоже было очень осторожное. К примеру, известный писатель 1-й половины двадцатого века В.В. Бианки по этому поводу писал так: «Даже о себе мы начинаем говорить: я кушаю, мы кушаем. И получается смешновато: больно пышно» (Мысли вслух). А Л. В. Успенский, известный писатель, автор многих популярных книг о русском языке, о слове кушать писал так: «…Не следует говорить «кушаю, кушаем» про самого себя; здесь обязательно простое «есть», не содержащее в себе решительно никакого оттенка грубости, как чудится некоторым. Можно, но отнюдь не желательно употреблять глагол «кушать» в других лицах, и там вполне прилично обойтись нейтральным: «вы едите? А ты ешь раков?» и т.п. А всего лучше просто исключить это жантильное, лакейское словечко из своего языка. А то получится, как у Ипполита Ипполитовича А.П.Чехова: «Волга впадает в Каспийское море, лошади кушают овёс и сено…»
Но более категорично об употреблении глаголов кушать и есть писал известный языковед академик Л.В.Щерба (это тоже 1-я половина 20 века):
Кушать занимает особое место рядом с глаголом есть. Оно, кстати сказать, является прекрасным примером сложности системы литературного языка: кушать неупотребительно ни в 1-х, ни в 3-х лицах, а только в повелительном наклонении, где оно заменяет формы ешь, ешьте, являющиеся уже фамильярными, и с осторожностью в форме вежливости ( 2-е лицо мн.ч.), где оно легко может получить слащавый оттенок. Форма 3 лица ед. ч.может употребляться лишь как выражение нежности по отношению к ребёнку» (Современный русский литературный язык).
Но почему всё-таки глагол кушать, если он так ограничен в своём употреблении, почему он довольно широко сейчас употребляется в нашей разговорной речи? Специалисты-языковеды считают, что это ложно понимаемая форма вежливости. То есть человек из ложной боязни выразиться грубо, прослыть невоспитанным человеком начинает включать в свою речь вместо глагола есть глагол кушать, который, по его мнению, относится к числу вежливых и не имеет грубого оттенка. Л.В.Успенский это явление называл языковой трусостью, по причине которой, как он писал, «люди попадают в печальный просак». То есть попадают они впросак не потому, что не знают твёрдо правило употребления глаголов кушать и есть, а именно из-за нежелания прослыть грубым, невоспитанным человеком. И это не единственный случай в современном русском языке. Оказывается, точно так же — как ложно выраженные вежливые слова — употребляются и такие глаголы, как подсказать и присаживаться — вместо других (и правильных !!!) глаголов – сказать и садиться.
Итак, мы сейчас объяснили механизм подмены глаголов кушать и есть. Для русского литературного языка эта замена глаголов недопустима, то есть по существующему правилу нельзя говорить я кушаю, ты кушаешь, мы кушаем. По отношению к себе или по отношению к своему собеседнику (исключая маленького ребёнка) следует употреблять только глагол есть. Таков сложившийся обычай в русском языке. И мы должны ему следовать, если мы хотим правильно говорить по-русски.
Вопрос: Если в слове радушный корень рад-, то что значит тогда вторая часть этого слова — -ушный?
Ответ: Прилагательное РАДУШНЫЙ в русском языке употребляется в значении «приветливый, гостеприимный». Радушным может быть человек, а также – приём, встреча, угощение. Есть ещё слово – РАДУШИЕ — это сердечность, приветливость, которая проявляется по отношению к гостям, посетителям, и вообще – к людям. Прежде всего здесь следует выделить корень РАД-. В таком случае родственными словами здесь будут: РАДОСТЬ, РАДОСТНЫЙ, РАДОСТНО и ещё устаревшее слово — РАДЕТЬ. И действительно у слова радушный, а также радушие непонятной будет вторая часть — -ушный, -ушие?
Оказывается, эти слова образовались путём слияния словосочетания РАД ДУШОЙ. И с точки зрения словообразования должно было бы получиться что-то вроде РАДОДУШНЫЙ и РАДОДУШИЕ. Но при образовании сложных слов такого рода в русском языке всегда срабатывает звуковой закон, по которому из двух одинаковых слогов один слог обязательно выпадает из произношения. Именно так из РАДОДУШНЫЙ и получилось слово РАДУШНЫЙ, а из РАДОДУШИЕ — радушие.
Добавим также, что по отношению к слову радушный родственным словом будет слово равнодушный. Но поскольку слово радодушный изменилось в своём звучании и превратилось в радушный, то эта изначальная связь слов стала неявной. То есть сейчас только специалисты по истории слов могут доказать, что слова равнодушный и радушный – слова родственные. Можно привести ещё один похожий пример, когда слова однокоренные с изменением одного из них внешне утратили свою родственную связь. Это прилагательные – близорукий и дальнозоркий. Первоначально они звучали так: близозоркий и дальнозоркий, то есть значение первого низ них — «тот, который близко зрит», то есть близко видит, а во втором случае – «тот, который видит далеко». Но со временем близозоркий превратилось в близоркий, а ещё позднее — в близорукий. И сейчас эти два слова формально никак не назовёшь родственными, хотя на самом деле они таковыми являются. И мы выяснили, что точно такая же пара слов — радушный и равнодушный. Ещё раз повторим, что исторически это однокоренные слова. Более того, они тоже, как и близорукий и дальнозоркий — слова-антонимы. И они действительно употребляются с противоположным значением. Если радушным называют человека приветливого, гостеприимного, то равнодушный человек – это тот, который относится безразлично и безучастно, и душа такого человека не откликается ни на радость, ни на боль человека, который оказался рядом с ним.
Вопрос: Что значит название подмосковного города Бронницы?
Ответ: Оказывается, современный город Бронницы до 1781 года был селом. И более раннее его название было несколько иным, оно произносилось как Бронничи. Впервые под таким именем село упоминается в 1451 году. Скорее всего, это название соотносится со словом бронники или бронничи. Так в старину называли «ремесленников, изготовлявших боевую броню и другие изделия из металла». Как писала в своё время известная исследовательница русской топонимии Г.П.Смолицкая, «… в пользу этого предположения свидетельствует такое обстоятельство: в 15-17 веках в Бронницах и в соседнем селе Синькове изготовляли кольчуги из кованых стальных колец и цепей, а также цепочки из золота, серебра, меди и др. металлов. Производство цепочек существует и сейчас на местной ювелирно-художественной фабрике. Изменение конечного –ичи в -ицы вполне закономерно, так как город Бронницы находится в зоне бывших цокающих говоров». От себя добавим, что цоканье – это такое фонетическое явление, когда звуки ц и ч совпадают, не различаются в речи, то есть когда говорят ерковь, целый, цена, а также — целовек, а не человек, пець, а не печь, цёрный, а не чёрный.
Село Бронничи – Бронницы было поставлено на берегу Москвы-реки, где были великолепные заливные луга и потому здесь находились великокняжеские, а позднее – царские конюшни. И в таком случае поселение могло получить название не от названия ремесла и ремесленников. Исследователь русской топонимии, профессор Е.М.Поспелов, считает, что в основе названия Бронницы лежит мужское имя-прозвище Бродня. Такое слово мы находим в словаре В.И.Даля: бродня –это «шатун, лентяй, баклушник» (новг). Таким образом, Бродничи — могло быть местом, где жили потомки этого Бродни. Превращение Бродня в Броння тоже закономерно в русском языке (особенно в диалектной среде и в просторечии). В этом случае можно привести забавную присказку, в которой встречается именно это звуковое изменение. Вот как она звучит в диалектной форме: «Менной коуш упал на нно, и обинно, и досанно, ну да ланно, всё онно». А если перевести это на литературное звучание, то получится следующее: «Медный ковш упал на дно, и обидно, и досадно, ну да ладно, всё одно…» То есть превращение Бродня в Броння вполне возможно.
Есть ещё две версии объяснения названия города Бронницы: от праславянского слова bron, brodn со значением «белый» или от русского слова брод — «мелкое место реки, через которое можно переходить или переезжать». Ещё раз заметим, что Бронницы расположены на берегу Москвы-реки, то есть и такое объяснение можно допустить.
Как видим, существует несколько объяснений названия города Бронницы. На наш взгляд, более убедительным является первое из них – от названия ремесленников — бронников.
Вопрос: Связана ли фамилия Фарафонов со словом фараон?
Ответ: Ничего подобного! Эта фамилия восходит к мужскому имени, которое сейчас не употребляется. Имя это – Ферапонт. Оно является греческим по происхождению и буквально значит – «слуга».
Когда христианские имена пришли на Русь (это случилось в конце десятого века и связано с крещением Руси), имена эти стали изменяться в своём звучании, так как они перестраивались уже под влиянием русской звуковой системы. Поскольку в древнерусском языке не было звука Ф, то в заимствованных словах, в том числе и в христианских именах, этот чужой звук стал заменяться либо звуком П, либо звуком Х. Так, например, имя Филипп могло звучать как Пилип (отсюда – фамилия Пилипенко), имя Варфоломей произносилось как Вахромей (отсюда – фамилии Вахромеев и Ахромеев).
Но в семнадцатом веке, в результате церковной реформы патриарха Никона, были введены строгие правила написания христианских имён, то есть вводились книжные формы взамен тех, которые появились в результате устной их передачи. Именно тогда христианские имена, можно сказать, заимствовались вторично и стали звучать по-русски, приближаясь к оригиналу. То есть тогда появилось, например, имя Георгий, а до этого оно бытовало исключительно в русских формах – Егорий, Егор и Юрий. Кроме того, имена, в которых был звук Ф (а он на письме передавался либо буквой ферт, либо фитой), также вошли в наш обиход. Это – Филипп, Феоктист, Фёдор, Феодот и т.п. И что интересно, именно в таких именах в некоторых случаях звук П стал заменялся даже звуком Ф, что мы и наблюдаем в имени Ферапонт. Оно могло звучать по-русски как Фарафон, а впоследствии могло войти в состав фамилии Фарафонов. Вот такая здесь история…
Сегодня мы начнём чтение отрывков из книги Л.В.Успенского «За языком до Киева». Она вышла двадцать лет назад, в 1988 году, но не утратила своего значения, как не утратили своего значения и все его другие книги, которые называют или занимательной лингвистикой или лингвистической прозой.
В этой книге, вышедшей уже после кончины писателя, есть одна глава под названием «А как этого добиться?», где он прямо обращается к молодым родителям с советами, как с самых первых дней жизни ребёнка прививать любовь к родной русской речи. И в предисловии к этой главе Л.В.Успенский так пишет:
«Я приведу здесь списочек самых простых, элементарных приёмов, которые могут помочь молодым родителям развивать в детях сложный комплекс стремлений и навыков, который мы называем культурой речи. Возможно, что, будучи рассчитанным на детское восприятие, он пригодится и некоторым папам и мамам, особенно если в своё время тучи филологической подготовки обошли их стороною».
Мы видим, как точно и в то же самое время остроумно подметил Л.В.Успенский эту особенность нашей молодёжи, которую можно назвать филологической неподготовленностью. И действительно, наша молодёжь и двадцать лет назад, и сейчас мало чем отличается, может быть только тем, что современная молодёжь намного меньше стала читать и в свои школьные годы по легкомыслию пропустила мимо себя произведения нашей замечательной литературы. Но также замечено, что когда рождается сын или дочь, как правило, молодые родители, как и несколько лет назад, так и сейчас начинают заново открывать для себя вначале нашу детскую литературу, а когда ребёнок подрастёт и пойдёт в школу, они начнут вместе с ним постигать и русскую классику, которую в своё время они легкомысленно пропустили, или, как остроумно заметил Л.В. Успенский – «в своё время тучи филологической подготовки обошли их стороною».
Итак, книга Л.В.Успенского, в которой он размышляет о том, как добиться, чтобы наши дети уже с пелёнок усваивали русскую речь, усваивали её богатство, её красоту…
Совет первый. Л.В. Успенским он назван так: «Едва дитя родилось».
… Вот, едва дитя родилось – и тут я только повторю то, что уже говорил, — оно мирно лежит в своей кроватке и не то смотрит вокруг ещё пустыми глазами, не то просто пускает пузыри. Говорите с ним. Говорите всё время, пока оно не спит. Говорите, перепелёнывая, говорите, купая в ванночке, говорите, когда оно сосёт молоко. Говорите, говорите, говорите…
Что говорить? Пока что это довольно безразлично. Если не находится слов, которые обычно сами льются у матерей с языка, читайте вслух самому себе в такой же мере, как и ему, что угодно, хотя бы все стихи, которые вам памятны: от пушкинского «Птичка божия не знает ни заботы ни труда… » до того, что вчера вы сами прочли в новом номере журнала. Но читать старайтесь, хоть негромко, однако «не так, как пономарь, а с толком, с чувством, с расстановкой». Меняйте интонацию, повышайте и понижайте голос. Нельзя в то же время возле спящего и неспящего ребёнка говорить слишком громко, кричать, переругиваться, позволять себе сердитое, злое выражение, неприязненный тон: малыш испугается и заплачет, и кто знает, как этот испуг отзовётся на нём много лет спустя? Говорите с ним так, как будете говорить года полтора спустя, когда он начнёт уже «понимать всё». И говоря, смотрите на его маленькое личико: мало-помалу глубокое успокоение начнёт волнами набегать на него, он станет двигать губами, учась улыбаться, и наконец потихоньку уснёт.
Не скажу, что все ваши речи сохранятся в его мозгу, как тихое бормотание радиоаппаратуры при сеансах «обучения во сне». Но вот я вспоминаю, как, когда я сам был в грудном возрасте, бабушка приходила по вечерам прочитать надо мной молитву. Я ещё ничего не говорил, ничего, по мнению всех, не сознавал. И, тем не менее, я запомнил эту бабушкину молитву. Запомнил именно тогда, потому что она сохранилась в моём мозгу вот в каком виде: «Благословисистая мать на сон медущий младенца Лёву…» Лишь много позднее, уже юнцом, я задумался над этими странными словами и спросил бабушку, что она надо мною читала?
Она читала: «Благослови, святая мать, на сон грядущий младенца Лёву». Но волшебная формула сохранялась в моём сознании именно в том виде, в каком я воспринял её, ничего не понимая, «с того времени».
Говорите и разговаривайте возле вашего малыша, и следы вашего говорения останутся в него в сознании или в подсознании – пусть это решают психологи – и в своё время помогут наладить взаимоотношения с хорошим человеческим словом.
Я думаю, с этого следует начинать…»