Мировой финансовый кризис коснулся многих сфер жизни российского общества. Насколько сильно ударит кризис по социальным проектам правительства и планам государства по переходу российской экономики на инновационные рельсы беседуем с председателем комитета Совета Федерации по бюджету Евгением Викторовичем Бушминым.
Андрей Гвоздин: Евгений Викторович, ещё пару месяцев назад мы жили в другой стране: рекламные билборды предлагали брать кредиты, сейчас агитируют делать вклады. Грянул мировой финансовый кризис. Упали значительно цены на нефть. Какие корректировки в бюджетные планы на следующий год и на ближайшие годы будут внесены?
Евгений Бушмин: Во-первых, еще весной, когда началась работа над бюджетом 2009 года, были заложены механизмы, которые позволяют нормально функционировать бюджету в случае падения цен на нефть и в случае кризисных явлений. После уже свершившихся событий, во втором чтении, в октябре месяце, в проект бюджета 2009 года были внесены изменения, которые позволяют, с одной стороны, помочь финансовой системе, фондовому рынку, и с др. стороны обезопасить бюджет от наиболее «ярких» проявлений, которые его могут серьезно задеть. В том числе, падения средних цен на нефть ниже 70 долларов за баррель. Изменения эти серьезные: только на помощь фондовому рынку предусмотрено 175 миллиардов рублей. С учетом средств, выделенных в этом году, получается серьезная сумма. И это не считая увеличения уставного капитала Внешэкономбанка, в котором появляется возможность размещения средств бюджета, который может быть проводником бюджетных средств. То есть все необходимые меры были приняты. Будет ли их достаточно – увидим к июню месяцу.
Андрей Гвоздин: За счет каких ресурсов предприняты эти меры?
Евгений Бушмин: В этом году за счет экономии бюджетных средств, в будущем – накопленные ресурсы Резервного фонда.
Андрей Гвоздин: Последние годы бюджет рос. Во многом благодаря высоким ценам на нефть. Сейчас в США к власти приходит новая команда. Республиканцы представляли «нефтянку», им были выгодны высокие цены. Демократам выгодны цены низкие. Прогнозируется дальнейшее падение стоимости нефти. Как долго наше государство сможет удерживать ситуацию за счет резервов?
Евгений Бушмин: Не думаю, что на ситуацию повлияли серьезно результаты выборов в Соединенных Штатах. Кого поддерживают американцы – их дело. Я не думаю, что если одна партия поддерживала нефтяников, то другая этого делать не будет. США – самый большой в мире потребитель нефти. Не стал бы говорить, что политика по нефтедобывающему комплексу изменится. Меня же волнует другой вопрос, с которым столкнется новый президент Соединенных Штатов – рецессия промышленности. Как только начнется рецессия, никто не будет повышать цен на товар, пользующихся меньшим спросом. Насколько серьезной будет рецессия промышленности – настолько упадет цена на нефть. Если падение производства в Америке и Европе будет не более 0,5 процента, то цена на нефть не упадет ниже 50 долларов за баррель. Мне кажется, что к середине будущего года мы пройдем «яму» кризиса, и к концу года мировая экономика по-тихоньку будет восстанавливаться. Если не нарушатся не только финансовые связи, но и производственные. Но если эти связи разрушатся, то тогда цена на нефть может упасть и ниже. Играет роль и такой фактор, что серьезным игроком на рынке потребительских товаров является Китай, в котором не ожидается падения объемов производства. Рост будет меньше, но это будет всё-таки рост. Значит – спрос на нефть в Китае будет больше, чем в предыдущем году.
Андрей Гвоздин: Наш Президент Дмитрий Анатольевич Медведев многократно в последнее время заявлял о необходимости скорейшими темпами переходить к экономике, основанной не на экспорте нефти, а на инновационных технологиях. Какая роль в бюджете придается развитию инноваций?
Евгений Бушмин: Я не вижу серьезного поворота к инновационным технологиям. Конечно корпорации «Ростехнология» и «Нанотехнологии» сыграют свою положительную роль. Но в рыночных условиях важны прежде всего не административные меры, а рыночные. С точки зрения рыночных мер новые технологии не получили пока достаточной поддержки. Я считаю, что желание Президента диверсифицировать нашу экономику, не нашло стопроцентного одобрения в законодательной сфере.
Андрей Гвоздин: Во многих странах мира принимаются законопроекты, которые предусматривают либо значительные налоговые льготы, либо полностью освобождают от налогов высокотехнологичные производства. У нас же планируется увеличение единого социального налога с 26 до 34 процентов. Это ставит, к примеру, наших программистов, работающих по технологии аутсорсинга, в такое положение, что они будут вынуждены свернуть свою деятельность, либо эмигрировать из страны.
Евгений Бушмин: Если увеличение будет таким «лобовым», без учёта наших решений по единому социальному налогу, связанных с информационными технологиями, то это будет путь, обратный к пожеланиям нашего Президента. Так быть не должно! Если это будет так, то получается, что всё, что говорилось о диверсификации – это всё неправда. Поэтому должна быть понижена ставка единого социального налога для предприятий, занимающихся информационными технологиями. Это только для тех, кто не ресурсы качает из земли, а фактически производит продукт «из ничего». Если мы сейчас ликвидируем эту возможность, то не приходится говорить ни о какой помощи новым технологиям. Помощь, оказываемая новым технологиям в других странах – это очевидная вещь. Мы должны поступать похожим образом. Везде, где оказывают помощь высокотехнологичным производствам – везде положительный результат. Вопрос стоит в том – сможем ли мы выдержать без тех налоговых поступлений, которых лишимся из-за этих налоговых льгот? У нас ранее была возможность снизить налоги для предприятий, занимающихся интеллектуальной деятельностью. У нас были деньги. Но мы этого не сделали. Сделаем ли мы это сейчас, в период кризиса? – Не знаю. Но должны. Мы должны понять, что нефть – это не панацея, она не решит проблем наших детей и внуков.
Андрей Гвоздин: Бюджет уже который год принимается с профицитом. Есть такое мнение, что профицит – это те деньги, которые недополучили пенсионеры, бюджетники, бизнес, село.
Евгений Бушмин: Для нас профицит – это часть денег, которые не потрачены на сегодняшние расходы, а отложены на будущее. Это как в семье глава семьи нашел себе небольшой приработок, зная, что этот приработок сегодня есть, а завтра – нет, а ещё могут возникнуть проблемы и на первой работе. Вот так же поступает и государство. Оно не прячет все деньги, а только те, что зарабатываются на очень высоких ценах на нефть. Сегодня мы тратим, исходя из цены 70 долларов за баррель. Если весь следующий год цена будет 50, то старые запасы придется тратить. Для того, чтобы не снизить расходы по сельскому хозяйству, по социальным проектам, по пенсиям. Если бы у нас не было этих запасов, выход был бы другой – секвестр. Слово очень неприятное, памятное некоторым еще с 1998 года. Чтобы не делать секвестр, часть денег была отложена в резервный фонд.
Андрей Гвоздин: Вернемся к международной ситуации. Известно, что Соединённые Штаты – самый большой должник в мире. И для того, чтобы пугать кредиторов, часто устраиваются различные конфликты по всему миру. Можно вспомнить агрессию против Югославии в 1999 году, направленную на девальвацию европейской валюты — евро. Некоторые аналитики говорят о том, что Буш был лучшим для России американским президентом, который «Мальчиком для битья» избрал достаточно беззащитный ислам, отправляя «под сукно» доклады об угрозе со стороны России. Одновременно поднялись цены на нефть – опять же мы выиграли. Буш стал бы «трижды героем», если бы еще поссорился с Китаем. Сейчас в Белый Дом приходит новая администрация. Есть вероятность того, что вектор противостояния Штатов сместится с ислама на Россию. Такие сценарии, которые могут потребовать дополнительных серьезных затрат, рассматриваются?
Евгений Бушмин: Вопрос не в том, кто в США пришел, и кого они найдут на роль врага. Вопрос в том, умные это люди или нет? Есть русская пословица: «лучше с умным потерять, чем с дураком найти». Если новая американская администрация будет грамотной, взвешенной, не нервной – это значит, что мы всё равно договоримся. Не захочет умная администрация своему народу плохих вещей. Она захочет, чтобы американский народ развивался, чтобы работала промышленность. Сделать же это, развязав конфликт с Россией или с Китаем, невозможно. Я не верю, что мы станем злейшими врагами. Не верю по нескольким причинам. У нас не настолько закостенелое руководство, чтобы продолжать с советских времён видеть в Америке врага. У нас есть некоторые разногласия, но это не значит, что мы плохо относимся к США и американскому народу. Нам выгодно, чтобы Америка развивалась, потому что тогда поднимется цена на нефть. Поэтому те, кто будут развивать американскую экономику – наши друзья и соратники. Что касается конфликтов, то я верю в существование высшей правды. Возможно, что цены на нефть были высокими из-за конфликтов. Но хорошо ли это? Этот подарок, свалившийся с неба, только привел в замешательство всю нашу финансовую систему. Это давно известная «голландская» болезнь, когда начинается удорожание собственной валюты. Разве может наша промышленность конкурировать с западными компаниями при 23 рублях за доллар? Мы же платим налоги, зарплаты в рублях. Получая доллары за свою продукцию, мы переводим их по 23 рубля, а могли бы по 30 или по 32. Наши предприятия смогли бы получить больше рублей, заплатить большую зарплату. Очевидно, что иногда желание усилить свою валюту приводит к сокращению собственного производства, переходу на импортные товары. Думаю, что это неблагоприятная перспектива для нас. Конечно для нас умная американская администрация лучше – она не даст нам совершать ошибки. Но по мне, нам и не надо совершать ошибок, не надо лезть в те районы мира, в которые лезть не надо. Среди моих знакомых не было тех, кто бы говорил о нашей неправоте в ситуации с Грузией. Но стоит ли нам идти в Латинскую Америку или в Африку – может нас стоит и остановить. Поэтому нам может быть лучше иметь дело с умной американской администрацией. Ведь администрация неумная может просто сорваться и принять катастрофические для мира решения. А две умные администрации при всех проблемах не создадут кризисной ситуации, смогут найти между собой компромисс.
Андрей Гвоздин: Отойдем немного от сиюминутных проблем. Вы, занимая достаточно высокий пост, общаетесь со своими коллегами. Обсуждаете ли вы зарубежный опыт модернизации? К примеру, опыт Сингапура, Малайзии, Китая. Недавно глава минского технопарка Валерий Цепкало опубликовал в газете «Наша Беларусь» серию статей о том, как эти страны смогли подняться до высот развитых государств практически с нуля.
Евгений Бушмин: Вы еще забыли Индию, её Бангалор, куда ездил наш Президент, а потом организовал совещание в Новосибирске по технопаркам. Считаю необходимым перенимать зарубежный опыт. Для принятия стратегических решений надо обладать информацией. Мне недавно принесли книгу 1932 года, изданную Институтом международного хозяйства Коммунистической академии. В этой книге рассматривается продолжающийся тогда еще кризис в Соединённых Штатах Америки. Читая эту книгу, видишь небольшие сдвиги, и происходит осознание текущей ситуации. Надо учитывать положительный, отрицательный, новый, старый опыт. Единственно, нельзя перенимать чужой опыт под копирку. Помню, как в начале 1990-х мы пытались брать зарубежные законы и просто переводить их. Но применять их не получалось. Опыт надо не копировать, а изучать. И на основе изучения можно уже вносить коррективы в собственные программы, в том числе и по технопаркам. Я занимаюсь в том числе и вопросами финансирования Федерального Собрания. Мне иногда делают упрёк, что тратятся деньги на поездки депутатов и сенаторов для изучения зарубежного опыта. Моё убеждение, что это необходимо делать. Надо учиться на чужих ошибках. Пока же получается, что чаще учимся на своих.