Инженерный корпус Третьяковской галереи не узнать: прямо на снегу вырос пестрый ковер из первых цветов, а в холле музея посетителей встречает вариация на тему врубелевской сирени в исполнении японского мастера.  

Кстати, «Сирень» Врубеля красуется в одном из залов, и кураторы утверждают, что когда повесили картину, были поражены, как же по другому смотрится теперь шедевр. Это же можно сказать и о других картинах, в этой ретроспективе увиденных совсем в  ином свете. Здесь и нежные барышни Боровиковского, из рук которых небрежно свисают цветы в тон платьям, и парадные портреты царских особ, торжественно увенчанных розами.

Особняком стоит русская икона – для экспозиции более десятка специально отреставрировали.  В них любая деталь символична и важна сама себе. Красная роза – страдания, белая лилия – чистота. Эти удивительные изображения Богоматери «Неувядаемый цвет» возникли из народных традиций, ведь только в глубокой, наивной провинции могли появиться изображения Богоматери, с любовью окутанные  крупными цветами.

Заместитель директора Третьяковской галереи Лидия Иовлиева:  «В этих иконах сильно влияние Украины и Белоруссии, эти традиции  приукрашения постепенно проникали и в русскую икону конца семнадцатого – начала восемнадцатого века. Цветы никогда не противоречили образу Богоматери, в общем-то в любой культуре – и православной, и католической.   Можно сказать, что эти изображения появились из желания иконописцев и из требования молящихся, чтобы икона вселяла не только страх перед наказанием, не только желание покаяться, но и радость духовную».

Объединить столь разные грани отечественного искусства как библейские сюжеты Алексея Венецианова и фантазии Натальи Нестеровой одной — цветочной — темой,  что, казалось бы, проще. Но выставку готовили около двух лет, каждодневно совершая открытия,  как разглядывая известные шедевры, так и находя нераскрытые ранее, как, например,  «Розы» Петрова-Водкина,  рассказывает куратор выставки Екатерина Селезнева: «Волею нашей жизни, многие шедевры советского искусства остались вытесненными за пределы постоянной экспозиции  Третьяковской галереи, но они ее достойны. Это о прекрасных работах Герасимова, Грицая, Осьмёркина».

Кто бы мог подумать, что японский мастер икебаны Такецу Кивано выберет для своей инсталляции такую реалистичную и такую русскую картину Пластова «Сенокос», вокруг которой он сплёл изящнейший цветниково-травяной ковер? Екатерина Селезнева ничуть не смущена поиском новых смыслов: «Наш музей стал аккуратно подбираться к этой теме – теме амажей, теме двойного творчества, которое многим позволит вникнуть в суть произведения. Я была поражена теми словами, которые услышала от японского мастера Такеци Кавано. Это практически полностью совпало с тем, что хотел сказать Пластов. Ведь «Сенокос» написан в первое послевоенное лето, и это лето было преобильно травное, наши бабушки тогда говорили, что  «на крови все растет». В каждом цветке, в каждой травинке чувствовалась радость жизни, и эту радость семьи, выжившей в войну, удалось передать и нашему японскому мастеру».

В подготовке над выставкой Третьяковке помогал музей народного и прикладного искусства, профессора и студенты Московского архитектурного института. Первые предоставили шедевры неповторимого народного творчества, другие – сотворили живые шедевры ландшафтного дизайна. Нет ни одного отдела в галерее, который бы не оказал свою помощь, говорит Екатериан Селезнева, — эта тема задела всех.