Самые красивые и модные платья для девочки можно приобрести в нашем онлайн магазине http://modniki.com.ua , наши цены и качество изделий приятно удивят.
Найти запись программы в Медиа-архиве
Татьяна Федяева:Добрый день, дорогие радиослушатели. В эфире передача «Народный интерес». Ведущая Татьяна Федяева, звукорежиссер Василий Котов. Сегодня у нас в студии Юрий Юрьевич Болдырев. Добрый день, Юрий Юрьевич.
Юрий Болдырев: Добрый день, здравствуйте.
Татьяна Федяева: Как обычно, мы оглядываемся на события минувшей недели и комментируем их. А сегодня мы поговорим о событиях в Давосе. Мы поговорим об экономической ситуации. Юрий Юрьевич, принимаете? И, конечно, хотелось бы поговорить о том, что 65-летие со дня снятия блокады Ленинграда. Вы – уроженец этого города, вы житель этого города. И хотелось бы об этом тоже поговорить. И, конечно, избрание и наделение полномочиями патриарха. Вот, пожалуй, самые главные события, о которых хотелось бы сегодня поговорить.
Юрий Болдырев: Если не возражаете, я начал бы с 65-летия снятия блокады, полное снятие. Я сам родился в Ленинграде. У меня и мама – ленинградка, и жена – ленинградка. И мне довелось выступать в Ленинграде, ну в Петербурге, в данном случае, как раз в день празднования, в день снятия блокады.
Татьяна Федяева: Где вы выступали?
Юрий Болдырев: И по радио, и по телевидению. Вот первое, что бросилось в глаза. Мы с моими товарищами хотели выехать с северной части города, с Гражданки, с учетом того, что праздник. И за 2 часа выехали, чтобы доехать до центра. Крутились там вокруг Политехнической, Тарковской и так далее, Пискаревки, и поняли, что проехать в город просто не можем. Все перекрыто, потому что приехали делегации, возлагают венки и так далее, и так далее. Но дело организовано так, что мы поняли, что и за 2 часа выехав, проехать мы в принципе не можем. Понятно, это не проблема. Можно поставить машину, доехать на метро и так далее. Но сама ситуация, когда праздник превращается в такое пышное торжество, в результате которого практически жизнь нормальная города замирает, это в некоторой степени, с моей точки зрения, не норма, да.
Я просто напомню, что я в свое время был свидетелем, как во Франции президент Франции встречал короля Дании. Они мило так себе прилетели на вертолетах и сели в 100 метрах от дворца инвалидов. А тут уж и вся кавалерия, кавалькада, и все – ура, все красиво и здорово. Но они не перекрывали никакое движение и не мешали городу жить. Но здесь все совсем иначе, здесь все по-нашему, да.
Но возвращаемся к великому празднику и к великой скорби, да, потому что блокада – это, прежде всего, и подвиг, и огромное количество погибших в блокаду. Я все это знаю не понаслышке, потому что моя мама была блокадницей. Ее вывезли по Дороге жизни – по Ладожскому озеру, она была маленькая. Отец моей жены он тоже был блокадник. Он 28-го года рождения был, как раз 14-летним мальчишкой участвовал в тушении пожаров на крышах. Может быть, кто-то помнит еще, что мальчишки и все, кто могли, на крышах дежурили. И эти зажигательные бомбы сбрасывали с крыш. Вот он был за это награжден. Сейчас, к сожалению, он уже не живет, он был награжден мальчишкой медалью «За оборону Ленинграда». Многие мои знакомые, вот мы сейчас встречались, даже те, кто были совсем маленькими детьми, рассказывали и удивительно интересные, и страшные вещи.
Скажем, мой бывший научный руководитель (я в свое время работал в Ленинграде в оборонном институте) он рассказывал такие интересные вещи. Он был совсем маленьким ребенком, и спасся буквально чудом, потому что все родные, близкие были уверены, что нужно всем срочно ехать в Ленинград, когда началась война. Что уж надежнее места, спокойнее места, чем Ленинград, быть не может. И спаслись они чудом только потому, что, вопреки воле родителей вот все родных маленьких детей, рожденных тогда, забирали все документы, насильственно в эвакуацию. Поэтому родители поехали с ним, поэтому все остались живы. Если бы остались в Ленинграде, шанс выжить был бы самый минимальный.
То есть, конечно, память об этом живет. И вокруг очень много знакомых как-то тесно очень с этим связаны, переживающих и так далее. Но вот, выступая в Петербурге в этот день празднования, я все-таки вынужден был обратить внимание не только на то, что для нас стало традиционным, вот годовщина или какой-то юбилей. Мы сейчас собираемся, стоим со скорбными там лицами. Там власть вся собирается. Что ведь самый главный вопрос не только в том, чтобы сохранить вот эту традицию празднования, сохранить традицию понимания. Во всяком случае, если относится к власти и к дееспособной части общества, самое главное это извлекать уроки. Самое главное не допускать саму возможность когда-нибудь повторение подобного.
Вот многим радиослушателям может показаться, что я говорю какие-то странные вещи. Как может быть повторение подобного в нынешние времена, вроде бы мир изменился, да? Так вот, я хотел бы напомнить пример, что перед самой Отечественной войной вот пример моего вот этого научного руководителя большинство населения того же Ленинграда были абсолютно уверены люди, что вообще там 2 – 3 недели война. Воевать будем на чужой территории, а спокойнее места, чем Ленинград, нет и быть не может. То есть представление о реальностях было абсолютно неадекватно. Я рискую утверждать, что наше нынешнее представление о реальностях, о стабильности нынешнего покоя и невозможности повторения подобного вот точно также абсолютно нереальность.
Я приведу еще другой пример. Оказывается, еще перед Первой мировой войной, буквально там 12 – 13-й год всякие мысли, очень похожие на те, что внедряются в наше сознание сейчас, публиковались. А именно, о том, что мир изменился. О том, что мир очень тесно взаимно интегрирован, что взаимная мировая торговля, что масштаб ее таков, что война уже невозможна. Приходится напомнить, что самые тесные торговые партнеры перед Первой мировой войной, имевшие наибольший товарооборот, это были Германия и Российская империя. И это никак не помешало случиться страшной войне.
Почему я об этом говорю? Вот буквально вчера я на другой радиостанции слышал интересную передачу по экономической проблематике. Выступал председатель Комитета по экономической политике Государственной думы Федоров. Это было очень интересно, потому что буквально прижимали вопросами. И он говорил вещи, которые наша власть старалась как-то так прямо не признавать. Я подчеркиваю, дискуссия была не с оппозиционером, а с представителем правящей партии, председателем Комитета по экономической политике Государственной думы. Он говорил буквально следующее, что вся наша система экономическая, налоговая система, таможенная и так далее очень четко и профессионально настроены на то, чтобы мы не могли производить ничего, кроме сырья. Что это была такая концепция, что мы будем продавать за рубеж сырье, а все остальное за рубежом купим. Что это была сознательная политика государства. Мол, сейчас политика иная, мы будем все теперь перестраивать и так далее. Я вот сопоставляю эти слова председателя Комитета по экономической политике Государственной политики с этим страшным уроком блокады Ленинграда. Ведь никто же нам ничем не может гарантировать, что завтра снова не найдутся те, кто захочет взять нас в железные клещи. Это означает, если сегодня публично признается опять же людьми, ответственными за экономическую политику в нашем государстве, что вся экономическая политика предшествующих десятилетий, которые считались десятилетиями благоденствия, развития, подчеркиваю, считалось, что мы развиваемся. А по существу оказывается, это была экономическая политика, это не я говорю, а с их слов можно сделать, это была экономическая политика просто деградации, потому что что может происходить с государством, которое в качестве концепции своей жизни рассматривает, что мы ничего производить не будем, да, а будем просто продавать сырье, которое есть на нашей территории, а все остальное купим за рубежом. Может ли такое государство быть способным к обороне, к защите своих территорий, к защите своих граждан? В принципе, не может.
И вот я себе позволил, может быть, даже выступая в Петербурге, сейчас какие-то жесткие вещи, кому-то неприятные. Но я сказал буквально так, что ведь память и скорбь и вообще воздание должного всему этому, воздание должного подвигу заключается не в том, чтобы с каменными, скорбными лицами постоять у мемориала. Я имел в виду нашу власть. Не в том, чтобы полицемерить, я имел в виду, конечно, снова не простых петербуржцев, ленинградцев, а власть, не в том, чтобы полицемерить у могил, а в том, чтобы так выстраивать государственную, финансовую, экономическую, промышленную, оборонную, социальную политику, чтобы никогда больше в будущем подобного не допустить. Это долг и нас, как граждан, и нашей власти.
В этом смысле пока, к сожалению, приходится признавать разговоров больше, чем реального дела. До сих пор, несмотря на то, что вроде, как считается, у нас новая концепция 2020, что там якобы заложены новые ориентиры и так далее. Но я утверждаю, что, к сожалению, реальная политика пока продолжается в том же русле, что и предшествующее десятилетие деградации.
Татьяна Федяева: Вы сказали слово «деградация». И ваша статья на сайте «Столетие.ru» так и называется «Плавная деградация». Мы сегодня ежедневно слышим, как о великом завоевании, что у нас произошла плавная девальвация. И как это хорошо, как это замечательно. Что в этом хорошего? Вот я этого не могу понять. Объясните, пожалуйста.
Юрий Болдырев: Вы меня спрашиваете, что в этом хорошего? Как вы догадываетесь, что названием статьи «Плавная деградация» эту самую плавную девальвацию я и обыграл. Постановка этого вопроса очень простая. Ведь наши руководители сейчас, в том числе и в Давосе, предмет особой гордости заявили, что мы вошли в плавную девальвацию, в отличие оттого, что было в 98-м году, и оттого, что там во многих других странах у нас происходит. И мне приходится ставить вопрос так: а что и с чем сравниваем? Что было в 98-м году? В 98-м году была пирамида ГКО, был накоплен колоссальный объем обязательств государства, которые невозможно было выполнить. Государство разово объявило о невозможности исполнить свои обязательства. Это был так называемый дефолт по обязательствам государства. После чего никакой плавный, управляемый процесс был уже невозможен. С чем мы сравниваем? Сегодня у нас, у России, как у государства, нет никаких обязательств, которые мы не можем исполнить. То есть нет никаких оснований вообще для процесса вот такого обесценивания национальной валюты.
Татьяна Федяева: А почему же это происходит?
Юрий Болдырев: А вот тут возникает вопрос, а какие были основания вообще для снижения курса национальной валюты. Вот я в своей статье в «Столетии» по пунктам раскладывал основные аргументы власти и придворных экономистов в пользу того, из-за чего случилась эта девальвация, и как здорово они работали, что не допустили ее лавинообразно, а опустили ее плавно. Вот первый аргумент, о чем они говорят сейчас, что, мол, это очень здорово, это полезно для нашей промышленности, нашей экономики. Сейчас все начнет подниматься, сейчас все станет хорошо и так далее, и так далее. И сравнивают с 98-м годом, что, мол, после того обвала возникли перспективы, возможности импорта замещения, да. Возникли пошлины (не понятно), коммунальные способности, управления и так далее.
Так вот я предлагаю очень четко разделять два данных случая.
Один случай, когда у вас есть какое-то высокотехнологичное производство, но с высоким объемом, скажем, добавленной стоимости. Даже, может быть, не сверх высокотехнологичное, нормальное производство. Но, например, вы производите автомобиль. И при нынешнем соотношении курсов ваш автомобиль на мировом рынке оказывается неконкурентоспособен, и на внутреннем неконкурентоспособен. И чужие автомобили по соотношению цена – качество лучше вашего. Если ничего не делать, то вам придется закрыть эти заводы, рабочих уволить и все печальные последствия. И потерять, может быть, целую отрасль. Если вы измените курс рубля к доллару, да, то ваш автомобиль в отношении цена – качество может стать более конкурентоспособным. Вы спасли отрасль и так далее, и так далее. Это все классика, это все известно во всем мире и понятно.
Но у нас-то случай другой. У нас-то автомобилестроение, в частности, если спасают, то совсем не этим методом, а совсем другим. Просто вводят дубовые заградительные пошлины. Причем, как я неоднократно говорил, давить не во спасение АвтоВАЗа, а во имя сохранения прибыли тех, кто поставил у нас сборочные заводы по производству американских, немецких, корейских, японских автомобилей. А я напомню, что у нас половина иномарок, которые покупаются в России, сейчас производится на территории России, в случае дособираются. И основным лоббистом здесь в этом процессе, разумеется, были эти зарубежные транснациональные корпорации, а не АвтоВАЗ. Почему это возникло? Потому что ни в одной другой сфере, кроме автомобилестроения, такие пошлины ввести не смогли. То есть наши лоббисты заведомо, очевидно, слабее лоббистов зарубежных на нашей же территории.
Татьяна Федяева: Дорогие радиослушатели, в эфире передача «Народный интерес». Сегодня у нас в студии Юрий Болдырев.
Юрий Болдырев: Мы обсуждаем наши величайшие достижения, плавную девальвацию рубля, о которой было с гордостью заявлено в Давосе. Так вот, один случай, это когда вы меняете курс, снижаете курс национальной валюты с целью снижения конкурентоспособности своих производств с высокой добавленной стоимостью, да. То есть тех производств, где мы руками, головой что-то делаем, создаем. И совсем другой случай, когда у вас есть, мы возобновляем природные ресурсы, себестоимость добычи которых имеет такой запас по прочности, заведомый запас, что даже, если еще в полтора раза цена снизится, все равно экспортировать будет выгодно. В этом случае не стоит вопрос о том, чтобы вы таким способом повысили конкурентоспособность нашего сырья. Не стоит вопрос о том, что если вы не снизите национальную валюту, то сырье станет конкурентоспособным, и вы потеряет отрасль и промышленности. В принадлежащей налоговой и таможенной политике стоит вопрос только об одном, каковы будут доходы и прибыли сырьевиков. И соответственно бюджета, если вы значительные средства отчисляете в бюджет. Это совсем другая ситуация. То есть в этом случае вопрос снижения национальной валюты это не вопрос обеспечения конкурентоспособности своего национального производства, это вопрос исключительно повышения прибылей конкретных субъектов экономической деятельности, в данном случае владельцев сырьевых монополий. Это совсем другая ситуация. И здесь мы вынуждены вернуться обратно. А за счет чего при снижении курса национальной валюты снижаются прибыли вот этих самых сырьевиков? Ответ известен. За счет разницы между продажной стоимостью в валюте за рубежом и их расходами, включая себестоимость. У нас вот Россия. А их расходы, это что? Это наши с вами зарплаты, это отчисления в наши бюджеты, в наши пенсионные, социальные, страховые и прочие фонды. То есть в переводе на русский язык применительно к нашей экономике, снижение курса национальной валюты это просто предоставление возможности нашим сырьевым монополистам платить нам с вами в реальном положении в полтора раза меньше. Иначе говоря, снизить наш с вами жизненный уровень. Но согласитесь, если это все изложить на таком языке, по существу экономического содержания того, что произошло, то вряд ли в Давосе можно этим гордиться. Вряд ли вообще где-то можно этим гордиться. Здесь гордиться абсолютно нечем.
Татьяна Федяева: Вот здесь еще такой вопрос, что все-таки придворные экономисты и аналитики объясняют, что курс нашей национальной валюты это естественный показатель.
Юрий Болдырев: Да, это очень интересный показатель, потому что, как вы знаете, всегда, когда нужно какое-то не очень хорошее дело чем-то объяснить, объясняют не чем-то единым строем логичное, а вбрасывается много аргументов, зачастую противоречащих друг другу. И каждый из этих аргументов действует на какую-то свою категорию, население, в том числе. Так вот один из аргументов заключается в том, что, мол, валютный курс это вообще такой объективный показатель. Объективный показатель, который, в общем, совершенно не зависит от нашей воли. И дальше нам рассказывают, смотрите, все даже очень просто. Я вам даже сейчас погадаю, да, или предскажу. Вот если стоимость нефти внешнего будет такая, то курс доллара будет такой. А если стоимость нефти упадет на столько-то, то курс доллара по отношению к рублю вырастет вот так-то. И у людей складывается впечатление, что как будто бы есть какие-то совершенно объективные зависимости, не зависящие от нашей воли. И тогда некого и ни в чем не виноват, спасибо родной партии за то, что приговорили нас не сразу, а постепенно. Что дали все-таки чуть-чуть передохнуть. Давайте разбираться. Вообще вот никакой такой прямой экономической закономерности, вот действующей самой по себе вне нашей воли, не существует. А что существует? Существует зависимость другая. Между объемом поступление от продажи нефти и газа, с одной стороны. И с другой стороны объем обязательств. Вот здесь зависимость есть. Но эта зависимость не прямая. Более того, нужно делить с одной стороны обязательства государства перед своими гражданами, а с другой стороны обязательства корпораций. Так вот применительно к обязательствам граждан там ведь, смотрите, как звучно и красиво заявили, что все социальные обязательства будут выполнены. Но при этом объем поступлений уменьшается. Как с одной стороны при уменьшающемся объеме поступлений, а с другой стороны при желании выполнить все социальные обязательства, как одно с другим связывается? Да очень просто. Извините, обмануть. Сделать так, чтобы в номинальном отношении в рублях по социальным обязательства получили в том же объеме, а в реальном выражении обесценили их в полтора раза. Вот ведь что реально произошло. И какова тогда цена всем красивым заявлениям о том, что все социальные заявления, все социальные обязательства мы выполним. Такова и цена.
Татьяна Федяева: А у нас звонок. Пожалуйста, говорите.
Слушатель: Спасибо вам за передачу. Мы, я имею в виду себя и своих друзей вас с удовольствием слушаем и ждем. Вы понимаете, в чем дело? То, что вы говорите, это настолько больно, это настолько тяжело, тем более, нам, людям советского времени, родившихся там и проработавших нормально. Создав базу, извините, я далеко пошел, экономическую и материальную, которая до сих пор никак не разворуется. И один вопрос очень большой и тяжелый. Судя по тому, как мы понимаем сегодняшнюю ситуацию, и вы тоже, что-то у нас в нашем королевстве не хорошо. Вопрос один. Неужели нет разумных сил, но вот кроме вас, допустим, разумеется, академиков, умных людей, не знаю, к какой партии принадлежащих, которые могли бы сказать, вот, скажем, нашим первым лицам, куда мы идем? Посмотрите, что мы делаем? Что с нашей страной, что с нашим народом? Давайте что-то менять. Спасибо.
Юрий Болдырев: Что можно вам здесь ответить, есть или нет? Если бы было, то так, как есть, быть не могло бы.
Татьяна Федяева: Если бы была эта возможность.
Юрий Болдырев: Если бы были силы, если бы были ресурсы, если бы была нацеленность общества на какой-то иной путь, общество не терпело бы то, что происходит. Вот я снова и снова возвращаюсь к этому интервью по одному из наших радиоканалов председателя Комитета по экономической политике Государственной думы. Он пытался отвечать примерно на подобного же рода вопросы. Немножко иначе они были заданы. И он говорил примерно так, что вот есть некая предопределенность и инерционность политических процессов. И вы посмотрите, к какой политической ситуации мы идем. И привел пример, что в период приватизации у нас целые этажи в Госкомимуществе сидели американские советники с американской же охраной. И, в общем, в том смысле, что это они нам все это организовали. Я бы поблагодарил его, председателя Комитета по экономической политике Государственной думы, за то, что он все это рассказывает. Хотя понятно, я это и без того знаю, но публично рассказывает он, представитель власти, что важно. Остается непонятным одно. Если все это насаждено практически оккупационным режимом, так можно было понять из его выступления, оккупационный режим сохранился или свергнут? Или сошел на «нет» сам? Что у нас с оккупационным режимом? Если бы был оккупационный режим, просто так можно было бы понимать, что не мы все это делали. Это американцы у нас работали со своей охраной. Они делали все, что хотели. Да, вот еще раз повторяю, это не я, это представитель власти говорил вчера. Если бы был оккупационный режим, то были бы коллаборационисты. Мы с ними как? Они у нас становятся героями, в том числе в прямом смысле, награжденные орденами и медалями государства, занимающие высшие государственные должности до сих пор, там управляющие, не знаю, там нанокорпорациями, до этого разваливающими успешно Единую энергетическую систему. Тот же развал Единой энергетической системы он происходил в рамках еще оккупационного режима или уже добровольно после него? Но, к сожалению, эти вопросы некому было задать напрямую представителю власти, но вот мы сами себе можем ответить на эти вопросы. Если говориться, что в какой-то момент был явно оккупационный режим, причем, добровольный, без единого выстрела, так, да, и если мы стреляли только сами по себе, русские по русским, да, в 93-м году, то, что теперь? Мы все в том же режиме? А все мюнхенские речи это так просто для отвода глаз? Или то – прошлое, а сейчас другое? Но можно ли преодолеть то прошлое, не вынося никакого морального хотя бы осуждения этим самым коллаборационистам, тем, кто под диктовку этих американских советников все это у нас творил? Еще раз подчеркиваю, вчера в этой передаче представитель власти внятно сформулировал, что вся наша экономическая система нынешняя ориентирована исключительно на то, чтобы мы продавали только сырье, а все остальное закупали за рубежом. Значит, если они это как-то намеренно менять, если в стратегии 2020 написано что-то другое, они, вроде, выступают так, что нынешняя правящая партия является проводником нового курса. Вот как провести новый курс, расставляя на ключевые посты прежних коллаборационистов? Возможно ли это? А наш уважаемый слушатель спросил про альтернативную политическую силу. Но все ведь знают, как забетонирован политический режим. Значит, для чего приняты все законы по борьбе с экстремизмом и так далее, и так далее? Чтобы ничто альтернативное организоваться и созреть не могло. Это означает, они сами, нынешняя власть, загоняют себя в ловушки. Вот сейчас грядет, в общем-то, мощный социальный кризис, потому что экономическая ситуация с каждым днем ухудшается, причем, стремительно ухудшается. Мы к этому вернемся сейчас. Они как представляют себе? Вот демократические институты, демократические механизмы они имеют свои плюсы и минусы, но они все-таки дают возможность как-то мирно повернуть экономический курс, и кого-то отстранить от власти. Без расстрелов, без убийств, а мирно что-то скорректировать. Они ведь все возможности мирной коррекции прерывают. Они сами способны или не способны скорректировать? Я пока не уверен, что способны. Пока разговоров больше, чем дел.
Татьяна Федяева: Дорогие радиослушатели, в эфире передача «Народный интерес». В студии работает Юрий Болдырев. Юрий Юрьевич, у нас звонок. Пожалуйста, говорите, представьтесь, пожалуйста.
Валерий Аркадьевич: Валерий Аркадьевич вас беспокоит. Они не способны, — это раз. У них отсутствует желание, — это два. И развивая о выступлении Юргенса вчера, следует добавить, что все это выступление – это сплошной испуг.
Юрий Болдырев: А что Юргенс сказал?
Валерий Аркадьевич: Как раз он рассказывал то, о чем вы сейчас пытались сказать, говоря о каком-то радиоканале. Вчерашнюю передачу я еще раз прослушаю и проанализирую, но смысл ее, как бы квинтэссенция в том, что вот это испуг за состояние дел, боязнь бунта, грубо говоря. И призывы к диалогам. Но диалога они с нами искать не будут, насколько я понял из этого выступления. Поэтому то, что они бетонируют, это попытки сохранить самих себя. Но покаяния, признания, попытки резких изменений, я полагаю, никаких не будет.
Юрий Болдырев: Да. Но что здесь можно сказать? Давайте послушаем еще один звонок.
Татьяна Федяева: Еще, пожалуйста. Мы вас слушаем. Добрый день.
Анатолий Сергеевич: Доброе утро. Меня зовут Анатолий Сергеевич. Юрий Юрьевич, предчувствие и ощущение того, что наша экономическая политика деградирует, и вообще, как говорится, у нас антинациональное направление в экономической деятельности, то есть…
Татьяна Федяева: Просто вопрос, пожалуйста, Анатолий Сергеевич.
Анатолий Сергеевич: Вопрос такой. Неужели в верхах не могут сгруппироваться достаточно сильные, здравомыслящие люди, которые понимали бы, что без сохранения страны и сохранения ее достаточно мощной, чтобы быть конкурентоспособной, их дальнейшая судьба будет печальной.
Юрий Болдырев: Спасибо. Вопрос я тогда прокомментирую сразу два, если можно. Самое печальное заключается в том, что я неоднократно констатировал. Ведь самый эффективный способ уничтожить национальное государство с волей к развитию, с волей к защите своих интересов, с волей к победе, это разрушение его экономического уклада и разрушение всего, что связано с содержанием деятельности людей. Мы жили в стране, имеющей огромные плюсы и огромные минусы, да, был Советский Союз, всякого было, не буду сейчас перечислять. Но основная масса людей занималась все-таки не рытьем котлована по Платонову, озвучивая поздний период. А основная масса людей занималась, так или иначе, созидательным трудом. Там в поле, на заводе, в конструкторском бюро, в научно-исследовательском институте, как я работал, в оборонном и так далее. Где-то были балбесы, где-то были идиоты, где-то были бюрократы, партократы, все везде, все системы со своими изъянами. Но, тем не менее, большинство людей занималось созидательным, конструктивным трудом. Этот конструктивный труд предопределял возможность более справедливого, разумного общества. Построение, может быть, и более производительного какого-то, чего-то интегрированного между капитализмом и социализмом, какой-то более, скажем, демократии, какого-то лучшего самоуправления с более внятными и обратными связями между властью и обществом. Все это было возможно. Почему был нанесен главный удар вперед, когда, скажем так, американский советник не сам ведь сидит, а наша власть стала работать под их диктовку. Главный удар был нанесен по содержанию нашего с вами труда. Выбиты целые слои общества, которые могли быть носителями созидательных идей, созидательного движения, созидательных потребностей. Экономика из производительной превращена в паразитическую, лавочно-посредническую, распродающую достояние предков. Вот главная проблема. Почему у политических сил и движений, которые пытаются формироваться, как национально ориентированные, не оказывается достаточной социальной базы за спиной.
Татьяна Федяева: Вместе с экономикой меняется и психология?
Юрий Болдырев: Вместе с экономикой меняется психология, меняется отношение к окружающим. Я могу объединиться с другими, вместе с ними чего-то добиться? Или я должен всех обманывать, и только один в одиночку, всех перехитрив, со своим куском сала где-то в одном уголке сидеть. Это другая психология. К сожалению, мы сейчас оказались в обществе, совершенно иначе ориентированном, нежели вот те радиослушатели, которые нам сейчас звонят. В целом макроположение общества совершенно другое и макросамооосознание себя обществом совершенно другое. Люди нашего с вами возраста не делают революций, никогда не делают революций. Люди нашего с вами возраста могут делиться опытом и пониманием проблем. Но даже если не только говорить о революциях, но даже если говорить о каких-то мощных воздействиях на власть, такие воздействия могут оказать все-таки более молодые люди. Наша с вами задача, если мы на что-то способны, это пытаться как-то повлиять на их воспитание, на их самосознание, пытаться донести до них наше с вами понимание в том, что из того тупика, в котором оказывается наше общество, наша страна.
Татьяна Федяева: Поэтому есть смысл говорить об образовании. Есть смысл говорить вообще о новом поколении.
Юрий Болдырев: Безусловно. И вот все, о чем я говорю, все, о чем я пишу, ориентирована на то, чтобы с одной стороны можно было на кого-то повлиять. Может быть, зерна клубком, да эти проснуться. Второе, мы никогда не знаем, что, где наше слово отзовется, как известно, да. И, в конце концов, мы не знаем, кого и к чему это все отзовет, какие идеи, какие мысли и какие, в общем-то, потенции к действию это в ком-то возродит. Мы не призываем к бунту. Мы призываем к тому, чтобы в обществе вызревали силы, способные давить на власть, и заставлять ее действовать в наших интересах.
Татьяна Федяева: Как вы думаете, возможно это в нынешней ситуации?
Юрий Болдырев: Вы знаете, проблески сознания периодически возникают. Я не хочу там обидеть. Я, наоборот, практически поддерживаю. Вот наш президент Медведев только что в Петербурге вдруг наконец-то обратил внимание на эту абсурдную ситуацию с ЕГЭ. Он зачитал один из вопросов и вариантов ответов, значит, что там явилось следствием перелома в Отечественной войне. И один из вариантов ответов – отстрел всех немецких военнопленных.
Татьяна Федяева: То есть такие варианты ответов уже есть, да?
Юрий Болдырев: Да. Интересна реакция. Сначала реакция была такая, что это, мол, фальшивка. Потом реакция была, буквально в воскресение по телеканалу РТР министр Фурсенко говорил, что это, мол, все неправда, что этого давно нет. Потом тут же телеканал показал, что это все есть. А я со своей стороны могу сказать, что это, знаете, такой штрих, капля в море по сранению с тем, какой катастрофой на самом деле является этот самый ЕГЭ. Слава Богу, что президент наконец-то обратил на это внимание, хотя пока не похоже, что из этого последовали какие-то серьезные организационные, кадровые выводы, потому что сейчас было блестяще продемонстрировано, что министр образования Фурсенко просто не владеет ситуацией. Но ни кадровые, ни административные последствия пока из этого не проистекают. Масштаб вопроса таков, что я думаю, этому нужно посвятить несколько передач, потому что то, во что сейчас попадают наши дети с этим ЕГЭ, это просто катастрофа. Действительно, катастрофа.
Татьяна Федяева: Юрий Юрьевич, к сожалению, время нашей передачи подошло к концу. Я вас благодарю за то, что вы пришли, и то, что мы эти темы затронули. Несколько тем осталось не раскрытыми. Я надеюсь, что в следующих передачах мы с вами об этом поговорим.
Юрий Болдырев: Да, я тоже благодарю вас и наших радиослушателей. Я хотел бы сказать, что, к сожалению, у меня не удалось довести несколько принципиально важных мыслей о том, насколько не обоснована вот эта плавная девальвация, ничем не обоснована. И я постараюсь в следующей передаче, если у нас будет возможность, эту вот логику более коротко, но провести прежде, чем отвечать на звонки слушателей.
Татьяна Федяева: На что?
Юрий Болдырев: Чтобы сложилось ясное представление о том, насколько вот это снижение курса рубля к доллару сегодня не обусловлено никакими объективными обстоятельствами, а связано исключительно с конкретными интересами конкретных людей.
Татьяна Федяева: Спасибо, Юрий Юрьевич. Я напоминаю, что в эфире была передача «Народный интерес». Ведущая Татьяна Федяева. Звукорежиссер Василий Котов. Всего вам доброго, до свидания.
Юрий Болдырев: Всего доброго, до свидания.
Найти запись программы в Медиа-архиве