В день 75-летнего юбилея Бориса Стругацкого о современной российской фантастике беседуем с молодым писателем фантастом Никитой Горшковым.
Андрей Гвоздин: Сегодня исполняется 75 лет Борису Стругацкому, писателю, который очень известен и у нас в стране, и в странах СНГ – в пространстве бывшего СССР. Это человек, который открыл современному читателю научную фантастику. Как появился оттдельный жанр – научная фантастика и нужно ли такое разделение на фантастику «обычную» и научную?
Никита Горшков: Я думаю, что разделение это условно. Критерий научности определить очень трудно, и трудно отделить, что научно, а что нет. Фантастика – это ведь вымысел, это взгляд автора на будущее, исходя из того, что открыто науке на данный момент. Пути развития науки известны, но только на определенный период, поэтому границы между фантастикой ненаучной и научной размыты — ведь то, что было ненаучным, спустя время может стать ближе к науке.
Андрей Гвоздин: Как тебе кажется, фантастика относится к серьёзному чтению или к развлекательному? На какой стеллаж надо ставить фантастику – среди классиков литературы или там, где стоят книжечки в простеньком переплете, которые живут лишь на время одной поездки на электричке?
Никита Горшков: Фантастика может быть как бульварной, так и небульварной, как, впрочем, и любой жанр. Человек, который интересуется фантастикой, отличит серьёзную фантастику от несерьёзной. Таких авторов, как Стругацкие, Беляев, Ефремов – можно назвать классиками советской фантастики.
Андрей Гвоздин: Можно ли Стругацкого назвать классиком российской фантастики? Какую эволюцию претерпела фантастика за эти два десятилетия?
Никита Горшков: Я бы высказал такое мнение, что российской фантастики нет. Есть люди, которые продолжают традиции Ефремова, традиции Стругацких, но российской школы пока нет.
Андрей Гвоздин: Как думаешь, с чем это связано?
Никита Горшков: Мне кажется с тем, что сейчас у нашей страны, как это ни печально, нет взгляда на будущее. У советских людей была непоколебимая вера в будущее: люди мечтали, потому и была фантастика! И, конечно, сейчас фантастику портит то, что она коммерциализирована, подстроена под то, что покупают.
Андрей Гвоздин: Ты высказал очень смелую мысль, что российской фантастики нет. А есть ли продолжение советской фантастики? Ты, как молодой писатель, чью линию продолжаешь или пока представляешь то творчество, которое еще пока ни к какой линии не относится? Ты тоже пишешь о будущем, и оно ведь не складывается, как будущее Стругацких, которые писали о том, какой будет советская страна через 50 лет — ты пишешь, исходя из той реальности, которая есть сейчас.
Никита Горшков: Что касается моих взглядов на будущее, лично я верю в единого человека, в то, что рано или поздно человечество объединится. Советская фантастика, действительно, рисовала будущее Советского союза. В ефремовской фантастике были мечты о коммунизме, который объединит весь мир. И, кстати, в американской фантастике также рисуется в основном будущее американского государства, и это вполне логично, потому что человеку, живущему в той или иной стране, интересно будущее именно своей страны.
Я думаю, я не продолжаю ничьих традиций, я создаю новое, я создаю тот мир, который придумал сам. Я понимаю, что я никогда не смогу прожить те жизни, но я могу их выразить в литературе и прожить их там.
Андрей Гвоздин: Если вернуться к творчеству Бориса Стругацкого, то у него проглядывается такая тенденция: он пишет не столько о будущем, не столько о технологиях, не столько о социальном устройстве грядущего, но сколько проблемах, которые перетекают из века в век. Он пишет про личный мир человека, про его личный выбор между добром и злом, про понимание этой грани. Он пишет, что все это будет, как и сейчас, как раньше — и неважно, какое будет государство, случится прогресс или не случится. Всё сводится к человеческой психологии. Оправдано это или нет? Ведь по большому счету идёт прогресс, изменяются социальные отношения между людьми, изменяется психологическое восприятие добра и зла. rnВ «Трудно быть Богом» – люди несколько искусственно помещены в такие условия, что не знают зла. Но когда они сталкиваются с ним, они понимают, что зло в них всё равно живет, как будто никакого прогресса и нет.
Никита Горшков: Стругацкий рисует в будущем человека настоящего, то есть как бы проецирует в будущее советского человека. Ефремов рисует человека будущего – нового, другого, которого нет в наши дни. Но у Стругацких показано не очень-то далекое будущее.
Андрей Гвоздин: Любая литература несёт в себе какие-то идеи гуманизма и несёт в себе определённую человеческую функцию, гуманитарную функцию. Какую функцию, на твой взгляд, должна нести фантастическая литература? Что она должна пропагандировать, какие вопросы затрагивать.?
Никита Горшков: Мне кажется, фантастика должна рассматривать какие-либо проблемы будущего. Например, проблемы контакта, или проблемы развития компьютерной индустрии в будущем. Другая ветвь – проблемы развития человеческой психологии в будущем. Каким человек должен стать? Как он может измениться? Нужен взгляд на человека сегодняшнего и на того, который будет потом, чтобы понять проблемы человека настоящего и, может быть, уже сейчас сделать какие-то шаги к человеку будущего. Фантастика должна вести человека к изменению, она должна нести людям идею о том, что все они — люди. Она должна дать нам понимание о том, что между людьми не должно быть вражды — это очень важная тема. Если говорить о далёком будущем, то невозможен, нежизнеспособен человек раздробленный, должно быть единое и неделимое человечество. Вот, как мне кажется, каковы темы фантастики. rnТе идеи, которые любимы в зарубежной фантастике – антиутопии, тоже бывают очень положительными с этой точки зрения. Именно такая литература показывает те проблемы общества, которые надо избежать.