Мария Петрова
Владимир Анищенокв

Красота нужна самой жизни. Она помогает в труде, помогает человеку выдержать все невзгоды, пережить страдания. Она воплощается в гармонии, в цветении и радости, которыми полыхают цветы на прялке, или краски женского наряда, или в целом свадебном обряде, в песнях, в которых все одно с другим слажено — то самое, что Василий Белов назвал «лад». Слаженная жизнь: все в ладу одно с другим, с третьим. – В.Р. Анищенков беседует с действительным членом Российской академии художеств, профессором, заслуженным деятелем искусств России М. А. Некрасовой.

Владимир Анищенков: Сегодня наш разговор пойдет о народном искусстве, а вы, Мария Александровна, – очень уважаемый человек именно в этой области, поэтому вам слово.

Мария Некрасова: Само понятие «народное искусство» до сих пор у нас очень непроясненное. Часто на народное искусство смотрят как на нечто поверхностное, развлекательное, или на какой-то предмет коммерции. Естественно, экономическая часть в нем присутствует, но не как главная цель. В какой-то мере понятие народного искусства замыкают на крестьянском творчестве, что верно, потому что крестьянство – это основа, это источник духовного, эмоционального понимания наших духовных ценностей. Народный опыт, выработанный крестьянством, вечен, он передается во все следующие пласты культуры и самое наше высокое, большое искусство не обходится без народного. Это всегда живой источник, из которого черпает и музыка, и изобразительное искусство, и все виды искусства и во все эпохи.

Но все-таки можно ли это понятие замыкать только на крестьянском искусстве, как это делают у нас? Делают так, естественно, неспроста, а с политическими целями, чтобы показать, что народное искусство все в прошлом, что раз ушло крестьянство, ушла старая Россия с традиционной культурой, то якобы ушло и народное искусство, и мы только вспоминаем его, как нечто прекрасное, драгоценное. Но это неправильно. Наша жизнь, наша история свидетельствует о другом – о том, что традиция жива, причем жива не только в том, что художники обращаются к народному искусству, создавая свои картины, или музыканты, создавая свои произведения, но и в каких-то других формах жива именно в народе. Преемственность видна на примере народных промыслов, возникших в разное время на фундаменте тысячелетних традиций крестьянского искусства, которым всегда славилась Россия.

Сегодня деревня разорена. Политика советской власти была направлена на то, чтобы сломать в деревне традиционную культуру, культуру, связанную с религией, с Церковью. Как истреблялась вера, так истреблялась и народная традиция. Это трагический факт нашей истории. Народное искусство все время попадало в жернова революционных перемен, идеологической борьбы, политической борьбы. Из него старались сделать все что угодно, но только не то, что оно есть на самом деле. Мы с трудом прорываемся к тому, чтобы государство смотрело на народное искусство, исходя из его сущности, из его природы, именно как на духовную культуру.

Нам приходилось в течение многих десятилетий отстаивать сам факт присутствия духовности в народной культуре. Это не проходило ни по одному официальному документу, ни даже научному. Как это духовная культура? Привыкли на народное искусство смотреть только как на ремесло, а ремесло – это система навыков, это приемы, это сноровка. Делает ли мастер берестяной резной или расписной короб, или палешанин расписывает шкатулку – все это называлось только ремеслом. А на самом деле, во всем, начиная от маленькой вещицы, до самой сложной, это большое искусство и высокая духовная культура, которая до сих пор не занимает должного места в нашей жизни.

Ведь то, что у нас еще живы промыслы, то, что они возрождаются в наше сложное время, – это великий шаг, потому что это происходит после того как они были по существу уничтожены, или превратились в промышленное производство, с его плановой гонкой валовой продукции. Мы до сих пор не оцениваем, насколько важно было выйти из этого состояния, чтобы снова живо расцвело искусство, чтобы снова появилось вдохновение, чтобы творчество мастера не было стеснено партийными темами или какой-нибудь «славой КПСС».

Конечно, возрождение народного искусства связано и с возрождением православной веры. Пробудилась душа, вошла в душу вера, и зацвело искусство. Когда приезжаешь на промыслы, это особенно хорошо видно. Мастеров теперь не насилуют какими-то тематическими программами, тем, что уродовало язык и заставляло художника подделываться, работать против своей души. Народ не понимал, что собственно имел в виду мастер, либо принимал только развлекательные сюжеты. Конечно, смех, веселье, праздник, радость, – это одна из важных характеристик народного искусства, но намеренно превращать это в безделку, в профанацию ценностей – это преступление.

Сейчас мы видим, что наше народное искусство, народные промыслы от этого уходят, становятся совершенно другими, обращаются к традициям, а традиции очень глубокие. Прежде всего, это осознание того, что все образы родились из крестьянской жизни, из крестьянской духовности, из крестьянского понимания целостности мира, красоты мира, данной Богом. В народном искусстве воплощалось божественность этой красоты, без которой в крестьянстве ничего не делалось. Это не было просто поэтическим творчеством, в котором художник, работая над картиной, стремится выразить себя, но это было духовное творчество, это был образ мира, целое мировоззрение, глубокое понимание мира, это была система жизненных действий, нравственных начал, всего уклада жизни.

В то же время это была всегда практическая деятельность, потому что крестьянин сам создавал свои произведения. Я называю эти предметы именно произведениями, хотя он так никогда к ним не относился. Для него, будь это праздничный костюм, или резной наличник, или предмет мебели, это была практическая вещь, но красиво, ладно созданная, слаженная, гармоничная вещь. Народные костюмы всегда потрясают нас своей красочностью, своей гармоничностью. Неслучайно и современная мода обращается к народному костюму, многое из него черпает. Любая нужная вещь, прялка орудие труда –все это должно было быть слажено красиво. То есть красота нужна была самой жизни. Она помогала в труде, помогала человеку выдержать все невзгоды, все трудности жизни, пережить страдания, а воплощалась она в этой гармонии, в этом цветении и радости, которыми полыхают цветы на прялке, или краски женского наряда, или в целом свадебном обряде, в песнях, в которых все одно с другим слажено. Все это вместе Василий Белов и называет «лад». Это действительно слаженная жизнь: все в ладу одно с другим, с третьим, и это и есть красота, и практическая, нужная для жизни вещь.

Владимир Анищенков: Мария Александровна, вы очень хорошо сказали о смысле народного искусства. Оно действительно не умерло, и не должно умереть. Оно может как-то изменить свои формы, но оно обязательно должно жить, потому что это духовная культура, это целое мировоззрение народа, и очень важно, чтобы оно существовало не только в промыслах, не только в Гжели, в Палехе, в Жостове, но повсеместно.

Мария Некрасова: Правильно. Главное, что народное искусство – это просто часть традиционной культуры, которая проявляется и как изобразительное творчество, и как музыкальное, и как песенное. Это все едино и существует на глубоких корнях, на традициях, которые народ передавал из поколения в поколение, как нечто священное. Ведь это не просто навык – смастерить вещь, как у нас пишут. Да, навык нужен, но, кроме него надо понимать язык искусства, который рождается из понимания и переживаний уже в любое время – и в наше, и в чужое, и в прошлом, в котором мы не жили, но храним память о нем. Мы вновь и вновь возвращаемся к вечным ценностям.

Народное искусство расцвело с приходом Православия. Появилась удивительная духовность, красочность, идущая от понимания храма, его цельности, его святости. Церкви и монастыри, которые строились повсюду, воспитывали сознание народа, и вот эти чувства духовной красоты и нравственных высоких начал, переносились на те предметы, которые создавал, творил крестьянин. Он не делал вещь, как только одну вещь, и создавал не какой-то частный образ, а все выливалось в огромное понимание образа мира, целостного, гармоничного мира, который включал и отношение человека к Богу, и отношение между людьми и, конечно, отношение с природой, с землей, прежде всего, на которой он трудился. Не случайно в нашей культуре присутствует образ матери-земли, и нам этот образ несет народное искусство.

Кроме того, народное искусство дает нам понять себя, как часть народа, личности народа. Мы – не толпа, не публика, не какой-то сброд, а народ, представленный в духовных ценностях, в культуре, и это обязательно нужно донести до самых широких слоев нашего общества, особенно до молодежи, до детей, до каждого дома, до каждой семьи. Дом в народной культуре – это дом-семья, и дом-отечество, и именно Православие углубило это понимание в народной культуре: дом – отечество духовное, где жизнь не кончается, и это жизнеутверждение нас радует. Мы воспринимаем эти вещи иногда сознательно, а иногда бессознательно. Человек может не понимать, но его тянет к народному искусству, к этой настоящей красоте, тянет и ребенка, и взрослого, и совершенно необразованного, и пресыщенного всякими изысками.

Владимир Анищенков: Мария Александровна, расскажите, пожалуйста, как создавалась ваша книга «Народное искусство как часть культуры». За этот фундаментальный труд вы получили Государственную премию имени Репина.

Мария Некрасова: Книга эта вышла в 1983 году, а написана была в 1976–77 годах. Я никак не могла пробить ее в издательстве, потому что там впервые было заявлено, что народное искусство – это фундаментальная часть культуры, что вся культура, в конце концов, опирается на народную культуру. Я это доказывала, рассматривая историческую жизнь народного искусства и все сложности и перипетии, которые она переживала в советское время. Это был нонсенс для атеистического мировоззрения. Ведь после 1917 года народная традиционная культура, как и религия, оказалась враждебной советской власти, потому что советская власть опиралась на материализм, на атеизм. Закрывались и разрушались храмы, возами сжигались иконы, и уничтожалась традиционная культура.

Но сила этнокультурной памяти, духовной памяти не подчиняется обычным временным и пространственным границам. Это вне времени и пространства, и там, где эта память оживает, она оживает совершенно неожиданно и дает удивительное цветение, дает удивительные ростки. Вот будет восстановлена деревня, будет восстановлен труд на земле. Он будет другой, не прежний, конечно, не колхозный, но само соприкосновение человека с землей, с природой уже поставит его в совершенно другие условия. Его сознание будет развивается по-иному, его обязательно будет сопровождать творчество. Оно не может не родиться. А рождает его подсознательно та память, которая сохраняется, причем сохраняется и нашими школами народных промыслов.

Здесь особая тайна и ключ к этой живучести удивительной народной традиции, как ее ни изничтожают. Сейчас ее уничтожает реклама, раньше ее уничтожали и промышленный путь, когда деревня должна была встать на промышленные рельсы. Что они творили, и зачем они это все делали? Все объявляли устаревшим и ненужным, все выбрасывали. Не было понимания, что это будет жить всегда как ценность, как разговор человеческой души с огромным миром, а не только с тем, что лежит под носом.

Владимир Анищенков: Я думаю, детям было бы очень интересно и полезно, если бы какие-то элементы народного искусства, сведения о народных промыслах давались на уроках в школе.

Мария Некрасова: Да, вы правы. Сейчас пытаются ввести подобные предметы в школы, но пока это делается не совсем правильно, да и недостаточно, скорее как ремесло. Но есть одно заведение, которое меня очень радует, – школа народного искусства в Петербурге, выросшая на традициях школы императрицы Александры Федоровны. Императрица уже перед войной понимала, что нужно поддерживать и укреплять именно традиционную народную культуру, и создала эту школу. Сейчас эта петербургская школа тоже носит имя императрицы Александры Федоровны. Они осуществляют очень интересные проекты, которые развиваются из года в год, внедряют новые методы, стараются давать практические знания, навыки ремесла именно в синтезе с духовной культурой. Я думаю, что эта школа должна, конечно, быть более известной для всех, чтобы ее методами, ее системой могли воспользоваться и другие учебные заведения.

Я видела этих детей. Это совершенно другие дети, не похожие на обычных школьников. Сейчас наши дети в большинстве случаев воспитаны на телевизионных рекламах, на каких-то страшных, разрушающих человеческую душу телепередачах, а у этих ребят из школы народного искусства совсем другое, творческое мышление. Ведь ребенок в самую лучшую пору своего детства все впитывает, и можно направить его в правильное русло – к созиданию, к творчеству.

В 2003 году я выпустила книгу «Народное искусство в современной культуре. XX – XXI век», в которой все эти животрепещущие проблемы были освещены и подняты. Я хотела, чтобы об этой проблеме услышали и наше правительство, и наши законодатели, потому что есть законы, просто разрушительные для народной культуры. Эту книгу даже сопровождало письмо к нашему президенту – Владимиру Владимировичу Путину, которое подписали пятьдесят семь художников-полешан. Потом выступили художники и из других народных промыслов. Мы надеялись, что эта книга вызовет какую-то реакцию. Я о ней даже докладывала в Думе с надеждой, что депутаты поймут, что эта область жизни требует государственного внимания, государственной охраны и государственной помощи. Но, увы, пока никакой реакции.

Владимир Анищенков: Но все же капля камень точит, и какие-то изменения происходят.

Мария Некрасова: Конечно, нам нельзя опускать руки. Все равно многое зависит от нас, от нашего общего состояния, нашего мировоззрения. Мы должны видеть не только плохое, но должны видеть и хорошее, и сами создавать это хорошее, формировать каждый на своем месте. Нельзя сидеть сложа руки. Например, когда Москва была уже почти захвачена немецкими войсками, а потом – раз, и все переломилось, и мы выиграли войну. Тогда тоже можно было запаниковать и спасать только что-то свое, и может быть, кто-то так и делал, а другие защитили и Москву, и страну. Так и мы должны защищать свою страну, защищать свои ценности.

В частности, это можно и о музеях сказать. Это трагедия: у нас в Москве, в Леонтьевском переулке был прекрасный Музей народного искусства, основанный еще до революции. Здание специально для этого музея было построено меценатом Морозовым. Там потрясающая коллекция народного искусства, крестьянского искусства – до 120 тысяч экспонатов. Теперь этот дом отняли. Музей там и раньше существовал уже в сокращенном виде – экспозиция размещалась только в двух залах, а весь дом занимало Министерство бытового обслуживания. Сегодня отобрали и эти две комнаты и все здание отдали «Березке». Там что-то сложное происходит. Коллекцию передали в Музей декоративно-прикладного и народного искусства на Делегатскую, но там нет помещения, чтобы развернуть экспозицию, и все вещи лежат под спудом, портятся.

Если бы у нас сохранился Музей народного искусства целиком, то, Боже мой, какая это была бы красота, и какая это была бы действительно сила бы в Москве. Она притягивала бы людей, детей, приезжих, знакомила бы всех с национальной культурой, с народной культурой. Сколько там можно было бы развернуть интересных мероприятий, тоже воспитывающих, просвещающих. Этого ничего не делается. Я очень надеюсь, что, может быть, Юрий Михайлович Лужков обратит внимание на это здание, на эту потрясающую коллекцию народного искусства, и откроет в Москве этот музей. Это будет великое дело.

Владимир Анищенков: Совершенно с вами согласен, тем более что для меня Музей народного искусства в Леонтьевском переулке совсем не чужой – я в нем проработал восемь лет, и знаю, какие богатства там собраны. Раньше он назывался Кустарным музеем. К сожалению, люди видели только сотую, а то и тысячную часть всего, что там собрано. Такой музей нужно просто открыть, ведь создавать тут ничего не нужно: есть уникальнейшая коллекция, есть специально построенное под нее здание. Я думаю, что мы еще обязательно об этом поговорим.

   К НАЧАЛУ РАЗДЕЛА        ВЕРСИЯ ДЛЯ ПЕЧАТИ